Стих...*
Между ребрами больно, и соль на горячих губах.
Но свидетелем мне – телефон и часы на столе.
Ты, живущий, как пленник, в моих неприкаянных снах, -
Доживающий вечную смерть, что отпущена мне.
Это все ничего, и не страшно совсем, что зима.
Прижимаю к губам теплый пластик и долго молчу.
Восемь длинных гудков, пять коротких, и вновь – тишина.
И привычная дрожь отпускает гортань по чуть-чуть.
Я однажды, наверно, проснусь, но, зажмурив глаза,
Повожу по подушке твоей осторожной рукой.
И внезапно пойму невозможность вернуться назад,
И сознанье утраты накроет меня с головой.
Только время по-прежнему живо и учит дышать,
Не сбиваясь на плач – в ритме вальса – вперед – раз-два-три…
И звенит пустота там, где раньше гнездилась душа,
И лепечет тоска, претендуя на место внутри.
Обсудить у себя
0
Но свидетелем мне – телефон и часы на столе.
Ты, живущий, как пленник, в моих неприкаянных снах, -
Доживающий вечную смерть, что отпущена мне.
Это все ничего, и не страшно совсем, что зима.
Прижимаю к губам теплый пластик и долго молчу.
Восемь длинных гудков, пять коротких, и вновь – тишина.
И привычная дрожь отпускает гортань по чуть-чуть.
Я однажды, наверно, проснусь, но, зажмурив глаза,
Повожу по подушке твоей осторожной рукой.
И внезапно пойму невозможность вернуться назад,
И сознанье утраты накроет меня с головой.
Только время по-прежнему живо и учит дышать,
Не сбиваясь на плач – в ритме вальса – вперед – раз-два-три…
И звенит пустота там, где раньше гнездилась душа,
И лепечет тоска, претендуя на место внутри.